Алексей Константинович, расскажите о цели своего визита в Николо-Угрешский монастырь? Что Вас связывает с этой обителью?
- С подачи отца Иова и с благословения отца наместника мы готовили материал для программ на телеканале «Радость моя», посвященных истории Угреши. Мы сняли программу, посвященную начальному периоду истории монастыря, все, что связано с именем святого благоверного князя Дмитрия Донского, с тем событием, которое легло в основание монастыря. Кроме того, говорили о значении этой эпохи, которую историки называют эпохой Куликовской битвы, толкуя это расширительно – эпоха духовно-нравственного возрождения нашего народа. И вторая программа – это XVII век, очень не простой, век первого расцвета Николо-Угрешского монастыря. Мы, конечно, упоминали всех государей, которые до этого покровительствовали монастырю, упоминали первый каменный храм, который был здесь воздвигнут. Но в основном это события XVII века, здесь два аспекта: расцвет монастыря, богомольные царские походы; вторая страничка – история раскола, все-таки Аввакум здесь был. Фигура эта выходит за рамки церковной истории, мы говорили о нем как о самобытном писателе и как о, наверное, не очень квалифицированном богослове, о том, что из этого получилось и в его жизни, и в истории раскола.
А что связывает (лично меня с монастырем)? Некая теперь уже давняя история. Первый раз я здесь был еще в советское время. Мы, молодые энтузиасты, где-то прочитали, что есть такой монастырь. Мой отец тогда работал в Издательском отделе Московской Патриархии (это начало 80-х), там был один сотрудник, молодой человек, сейчас он священнослужитель, который рассказал о монастыре и поразил меня тем, что монахи здесь пили не простую воду, а минеральную. Несколько преувеличил, говорил, что они открывали кран и оттуда текла минеральная вода. Я поехал посмотреть и, конечно, увидел то, что мало напоминало монастырский курорт, который был дан в описании. Стоит остов собора. Очень поразило, тронуло, что цела деревянная церковь. Я не знал, что это скит, но что-то нам удалось узнать, прочитать. Потом мы поехали в Остров и Беседы, у нас такое было путешествие, была компания – университетские друзья и не только. Мы путешествовали по московским монастырям. Застали период, когда они все были закрыты, а потом потихонечку стали открываться. У нас в Подмосковье около 20 обителей, и за несколько лет в разном составе мы их посетили. В частности, были здесь, на Угреше, – это была одна из наших первых поездок, здесь нас остановили люди в штатском, в таких плащах, как в фильмах «Мертвый сезон» или «Ошибка резидента». Они откуда-то появились на машине, наши черно-белые пленки хотели засветить, но мы не дали. Это было уже время, когда можно было не дать засветить пленку, потому что это было нам дорого. Мы были возмущены. Надо поискать дома фотографии, их было так много.
Потом был второй приезд в возрожденную обитель. Встреча с отцом Макарием (Юртайкиным), он нас здесь принимал, все показывал. Каждый из моих жизненных моментов как-то связан с обителью. Николо-Угрешский монастырь притягивает. Однажды я был здесь инкогнито, целый день сидел на берегу прудика за территорией монастыря и любовался обителью, архитектурным ансамблем, слушал звоны. Мне здесь хочется бывать.
- Сейчас уже можно говорить о полном возрождении обители, ее архитектурного ансамбля. Каковы Ваши впечатления сегодня?
- Возрождена обитель. Как говорят киношники, здесь остается только «подвязывать бантики», когда уже все сделано, все смонтировано, осталось лишь украшать, поддерживать. Я думаю, что здесь есть огромные перспективы – великолепный архитектурный ансамбль, богослужения идут в разных храмах. Вчера, например, под Воздвижение – величественный Спасо-Преображенский собор, сегодня – такая не домашняя, конечно, но несколько иная по восприятию церковь преподобного Пимена. Вообще, так и должно быть, чтобы было много храмов, в которых по очереди совершаются богослужения. И сейчас в Угрешской обители для этого есть все возможности. То, что восстановлен ансамбль, – это прекрасно, и самая древняя его часть – храм Успения и Царские и Патриаршие палаты. Появились новые храмы, которые нисколько не выбиваются из общей картины, они прекрасно вписались, ведь за основу взята древнерусская модель, причем приятно, что это не эпигонство, не подражательство, а нечто живое.
- Мы говорим с Вами в праздник Воздвижения Креста Господня, это праздник великий, двунадесятый. Скажите несколько слов о восприятии этого церковного праздника.
- Это удивительный совершенно праздник. Он неожиданно приходит, второй двунадесятый праздник после Рождества Пресвятой Богородицы, второй с начала нашего годового круга. Он не связан с событиями Священной Библейской Истории, праздник исторический, после Вознесения Господня, после Сошествия Святого Духа, после основания земной Церкви. Это та самая история, которой я и занимаюсь, поэтому мне это близко. Я не могу проникать в тайну Креста, потому что я немощен, здесь мой ум недоумевает. Но праздник этот я очень люблю, потому что, кроме своего глубокого смысла, он проходит на фоне замечательной нашей осени. И это не случайно, потому что осень настраивает на серьезный лад наши мысли. Праздник немножко грустный, он напоминает отдельными песнопениями о Страстной седмице и, конечно, о Пасхе, укрепляет нас после лета и настраивает на предстоящий богослужебный год, вспоминая события Воздвижения Креста Господня.
- Вы являетесь заведующим кафедрой церковной истории Московской духовной академии. Расскажите, пожалуйста, о перспективных направлениях развития исторической церковной науки, о том, чем Вы занимаетесь.
- История все-таки наука точная. Там есть даты, которые могут оспариваться, могут передвигаться, есть факты, есть конкретные исторические лица. История – это то, что произошло, где произошло, когда и с кем. Это должно быть четко определено. Что касается оценок и разного рода акцентов, история многогранна и многопланова, естественно, люди, которые оказались в разной исторической ситуации, смотрят на все по-разному. Я с этим не раз сталкивался. Мне кажется, именно из этих разнополярных точек зрения, порой противоположенных, и складывается общая историческая картина. Да, кто-то видел эту эпоху так, кто-то по-другому, кто-то из-за колючей проволоки, из-за решетки, кто-то из-за станка, кто-то через смотровую щель танка или прицел артиллерийского орудия – это что касается советской эпохи. Только собрав все это вместе, можно представить реальный живой образ эпохи. Все равно, в первую очередь, мы должны собирать факты, мнения, видения, в том числе и достаточно субъективные. Почему нет?
История Русской Православной Церкви подчиняется тем же законам, с той лишь разницей, как говорил святитель Филарет Черниговский (Гумилевский), наш замечательный историк, прославленный в лике святых как самоотверженный пастырь, что «историк не может быть в Церкви иностранцем», он должен смотреть изнутри, в противном случае человек очень многого не увидит.
- Давайте вернемся к разговору о развитии истории Православной Церкви, самой науки.
- У нас, собственно говоря, никаких глобальных открытий не предвидится. Что касается периода до ХХ столетия – это уточнение деталей, введение в научный оборот каких-то документов – ведь их очень много, XVIII-XIX века очень богаты источниками, просто колоссальный корпус источников. Это методичная, неспешная работа таких тружеников науки, которые ежедневно просеивают массу папок. В ХХ веке, я думаю, еще предстоит «добирать» материал, который касается региональной истории, потому что когда начали разрабатывать период, то сразу взялись за документы центральных органов, в том числе и государственных, которые ведали вопросами церковной политики – это все понятно, здесь все уже состоялось. А вот момент региональный еще пока полностью не охвачен, поэтому сейчас очень популярны работы по истории епархий: как, что происходило? Берут документы за 20 лет после изменения церковно-государственных отношений, например, с 1943 по 1964 годы. Потому что ближе того – это еще пока не история, по негласным правилам должно хотя бы 50 лет пройти с момента самого события. Сейчас много таких работ, они позволяют увидеть детали, как и что воплощалось на местах. Да и вообще жалко, если мы сведем всю историю Церкви к истории церковно-государственных отношений. Это важнейшая составляющая, но не единственная. Кроме того, возможно изучение персоналий, опять же на местном уровне: известных старцев, духовных наставников, ярких личностей в архиерейском сане.
- В истории Николо-Угрешского монастыря возможны еще открытия?
- Мне всегда сложно выносить какие-нибудь суждения, бывая вне своей привычной среды обитания, потому что местные всегда знают больше. Вот ты все прочитаешь, подготовишься, приедешь делать, к примеру, какую-нибудь историческую программу, но тебе все равно еще расскажут, уточнят и поправят. И горе тебе, если ты все это успел проговорить, не проконсультировавшись. На мой взгляд, в начальный период существования Николо-Угрешского монастыря вряд ли что-то возможно новое открыть: есть археологические данные, что выяснено, то уже выяснено. Уже изучен и синодальный период, во многом. Наверное, что-то возможно еще в новейший период, поглубже изучить какие-то моменты. Можно архитектурой заняться, есть соответствующие документы. Но это уже будет такое теоретизирование, потому что ансамбль уже воссоздан, та работа, которая этому сопутствовала, уже проведена. Не обязательно, что она форму диссертации приняла, но она делалась, и это тоже работа историка. Наверняка и фотографии искали, планы – все пошло на пользу.
- Что Вам наиболее интересным показалось в истории Угрешской обители?
- Во-первых, период основания, потому что я просто очень люблю эту эпоху – эпоху Куликовской битвы. Явление уникальное и, это действительно история нашей великороссийской государственности. Не забываем мы ни на минуту о преемственности с историей Киевской Руси, с монгольской эпохой, но там все же произошло крушение цивилизаций, некий обрыв преемственности, неполный, к счастью. Нужно помнить, что все, что мы имеем сейчас, рождалось здесь, на берегах Москвы-реки, на пути на Куликово поле. Поэтому для меня это очень близко и дорого. И очень меня трогает история святителя Макария (Невского). Я мысленно возвращаюсь к примирению двух святителей, тем более что давно, в начале 80-х, я слышал эту историю, которая еще нигде не была зафиксирована, о перенесении его мощей, честных останков из Котельников в Троице-Сергиеву лавру. Мне об этом рассказывал покойный архимандрит Иннокентий (Просвирнин). Он сам сибиряк и своего святого земляка очень чтил. С тех пор я помню эту историю и даже запомнил дату перенесения мощей – 1957 год. Так ярко он об этом рассказал, хотя человек был лаконичный и немногословный.
- Вы побывали во многих обителях, чем они отличаются, чем, может быть, схожи?
- Они, конечно, все разные. Мы не так уж много монастырей снимали, но вот снимали Донской – это чудо Донской иконы Божией Матери, это эпоха Бориса Годунова, это некрополь нашей аристократии, это Пушкин и его знакомые, родственники, которые там похоронены – пушкинский круг. Конечно, это патриарх Тихон… Или эпопея с Новодевичьим… Я могу сказать одно, что общие моменты, связанные с русской историей, так или иначе на все монастыри накладывают свой отпечаток, как, допустим, та же секуляризация монастырских земель при Екатерине. Это касается всех без исключения обителей. С другой стороны, все сугубо индивидуально, потому что есть ярчайшие личности, которые связаны только с этим монастырем, и скажу сразу, что никогда ни один монастырь в одну программу не умещается. История настолько многообразна, интересна. Это либо что-то связанное с образованием – это Заиконоспасский монастырь в Москве, Богоявленский. Или вот царские богомолья, как здесь, на Угреше. Я бы сопоставил историю Николо-Угрешского монастыря этого периода со Звенигородом, Саввино-Сторожевским монастырем, – это любимые обители царя Тишайшего Алексея Михайловича. И эта личность меня всегда привлекала. Конечно, каждый монастырь – это все очень индивидуально.
